Название: Прелюдия
Автор: Lady Nine9
Фэндом: Kuroshitsuji
Пэйринг или персонажи: Себастьян/Грелль
Рейтинг: NC-21
Жанры: Слэш (яой), Даркфик, PWP
Предупреждения: OOC, Насилие, Кинк
Размер: Мини
Статус: закончен
Описание: Мигающий свет, как неутихающие вспышки фотокамер, пытающиеся поймать в объектив хотя бы кончики ресниц вечной примадонны смертельных шоу. Пол испещрён лужицами, отражает высокий потолок, каблуки нещадно разъезжаются в разные стороны, ноги подгибаются под неестественными углами, а тело будто парит, танцуя в засасывающем терпком запахе смерти.
Публикация на других ресурсах: Нет.
Примечания автора: Здесь неоправданная жестокость, убийства, кровь, кинки, акцент на мазохизме и литры концентрированной боли. Вы действительно хотите это читать? Предлагаю сначала подумать. Если что, я предупреждала...^^
читать дальшеМигающий свет, как неутихающие вспышки фотокамер, пытающиеся поймать в объектив хотя бы кончики ресниц вечной примадонны смертельных шоу. Пол испещрён лужицами, отражает высокий потолок, каблуки нещадно разъезжаются в разные стороны, ноги подгибаются под неестественными углами, а тело будто парит, танцуя в засасывающем терпком запахе смерти. Высокие двери грозно нависают сверху, хотят упасть, придавить, показать свою массивную силу. Были бы у них живые руки-косяки, они бы обязательно пошли в дело, ловя в свои убийственные сети непутёвых, пробегающих, напуганных до сумасшедшей дрожи, людей.
Грелль не чувствует усталости, он порывистыми движениями легко разрезает встречающуюся на его пути пронизанную страхом плоть и несётся вперёд. Мысли в голове то проносятся с бешеной скоростью, то растягиваются до неприятных стонущих звуков, они размазываются перед внутренним взором, превращая мир вокруг в красные разводы. Или это стекающая с его лица и волос кровь? Непонятно… Неважно.
«Уилли так не хотел меня сюда пускать, угрожал чем-то. Глу-упый. Не остановишь меня! Я всё равно его найду! Это же он, да, Уилл? Это он! Иначе почему ты был так необычайно взъерошен? Думал помешать нашей встрече? Зря…» - возбуждённо размышляет Сатклифф, пока не замечает впереди ещё одного прекрасного мужчину, к сожалению того бедняги, смертного. Мысли тут же превращаются в желе, и Грелль резко останавливается, медленно опускает голову на бок, как бы прицениваясь к новой добыче. Мужчина благоразумно замирает на приличном расстоянии и пытается отдышаться: воздух тяжело вырывается из лёгких и с трудом втягивается обратно. Сатклифф неуловимо-нервно переступает с ноги на ногу, медленно, тягуче разочаровываясь в своей внезапной находке: показавшийся ему таким привлекательным, статный мужчина даже не взглянул на него с должным интересом, не говоря уже о том, чтобы проявить учтивость и поздороваться. «Невоспитанный…» - наконец еле сформировалось в голове жнеца определение этому человеку, которое и становится его приговором.
Грелль резко подлетает к мужчине, что уже два часа как заведомо мёртв, и без ответа на недоумевающий, полный ужаса взгляд всаживает ему пилу в скрытую дорогим пиджаком грудь. Сильные мышцы легко поддаются неистовым зубцам пилы, тело вытеснило из себя возмущённо-недовольный вскрик, потерявшийся в рёве косы смерти Сатклиффа. «Теперь можно всё простить, он же мёртвый. О мёртвых плохо не думают», - улыбается сам себе Грелль и удовлетворённо качает головой. Запах крови снова усилился, он не даёт жнецу выбраться из этого пьянящего состояния. А хочет ли он?..
Сатклифф вынимает из тела включенную бензопилу, тем самым позволяя ей разбрызгать содержимое человеческого тела по стенам, полу, даже потолку и, конечно же, ему самому, и с жутким оскалом начинает снова и снова запускать свою маленькую, но внушительную подругу в брызжущее кровью тело, пока это не перестаёт приносить острый восторг. Закончив, Грелль весело оглядывается, будто надеясь, что кто-то смотрел за его небольшим эмоциональным шоу, но коридоры оказываются пусты, откуда-то слева, издали слышатся нечеловеческие дикие крики. Жнец осматривает свои грязные липкие руки и виновато улыбается распластавшимся на полу останкам, затем уже хищно и предвкушающе осклабляется и устремляется вперёд по запутанным коридорам. И правда, главный герой - хотя, уместнее было бы «злодей» - сегодняшней драмы скоро заскучает, а его принцесса развлекается по пути к нему. «По закону жанра я имею полное право опаздывать, а ты, мой милый демон, который, кажется, совсем перестал быть джентльменом, подожди меня ещё немного. Я обязательно приду!»
Сатклифф страшно спешит, налетает на стены, не вписываясь в крутые повороты, нервным движением утирает разводы на очках, чтобы различать дорогу. Как же хочется его увидеть, аж кости ломит от разгорающегося щекочущего чувства. Грелль наконец достигает заветной дверки и, с несдерживаемым смехом, одним несложным пинком ноги выбивает эту жалкую преграду к его хладнокровной мечте. Эта тяжёлая старая рухлядь с оглушающим грохотом и едким скрипом падает на пол, придавливая кого-то, кто, в надежде скрыться от исчадия ада, пытался трусливо сбежать. Жнец смеётся во весь голос, наступая на лежащую дверь и слыша слабый хруст и хлюпанье. «Правильно. Убегать было не честно. Ладно, кто бы ты там ни был, сегодня просто не твой день. Этот день только мой. Нет, наш!» - шепчет под ухом сознание Сатклиффа, пока его не прерывает новый истошный, совсем не красивый в своей звуковой гамме, вопль. Грелль резко разворачивается, взглядом выслеживая источник шума. Он щурится, пытаясь разглядеть в слоях тьмы хоть какие-то знакомые очертания, будь то узкая ступня этой отвратительно орущей особи женского пола или же хищные глаза, горящие неистовым адским пламенем. Рука опасливо шарит по стене неподалёку от наполовину вырванного из стены косяка, зажигаются неповреждённые лампы. Свет противно режет глаза, но это вполне можно вытерпеть, ведь взор наконец находит в почти пустой широкой комнате объект продолжительных мечтаний жнеца.
Горстка живой когда-то плоти медленно, но верно пополняется новыми частями. Себастьян даже не оборачивается на источник шума, не обращает достаточно внимания на появившийся из ниоткуда свет. Он методично разрывает без особого труда пойманное тело на небольшие сочащиеся куски. Странноватый, но оттого не менее идеальный, костюм запачкан совсем немного, будто это и не он пару мгновений назад неконтролируемыми движениями перебил всех незваных посетителей помещения. Остывающее тело перестаёт поддаваться промёрзшим пальцам, и демон брезгливо подносит плоть ко рту, пытается перегрызть сухожилие зубами.
Сатклифф давит в зародыше возбуждённый этим незабываемым видением всхлип и быстро кладёт ладонь, затянутую в перчатку, к поясу форменных брюк, желая почувствовать резко стянутые и скрученные, будто оголённые нервы, мышцы низа живота. Только это чувство, только от него. Всегда. Грелль больше не может медлить, теряет связки мыслей. Только бы не забыть, что нужно любым способом выжить. Но и это подождёт. Он слишком долго не видел своё обожаемое помешательство. Пусть прикоснётся к нему, даже если это будет не очень уж нежный удар в солнечное сплетение, о котором точно не стала бы мечтать леди.
- Помочь, милый? – с придыханием, тихо произносит жнец на ухо Себастьяну, прижимаясь к нему со спины, обхватывая цепкими руками поперёк такого соблазнительного тела.
Тот моментально дёргается, но тиски наманикюренных конечностей уже сцепляются вместе, не давая так легко ускользнуть.
- Грелль… - будничным тоном проговаривает демон, отбрасывая от себя тушу и разворачиваясь к нему.
- Сатклифф, - довольно добавляет шинигами, растягивая губы в широкой улыбке, даря взгляд из-под полуопущенных острых ресниц и любуясь яркой свежей кровью на подбородке и тонких губах своей «добычи».
Восхищение во взгляде скрыть не получается, оно слишком явно выпирает наружу.
- Так жнецы уже здесь, - со вздохом отмечает Себастьян и одним резким сильным движением толкает Грелля на пол, будто смахивая с себя надоедливое насекомое.
Сатклифф обиженно скулит, приподнимаясь:
- Ну что ты, пока что здесь только я один. Ты разве не скучал по мне? Я ночи напролёт думал о тебе, грезил о встрече. Прошло грёбаных восемь лет, а ты всё такой же жестокий.
Жнец отчаянно бросается вдогонку уходящему демону. Хочет снова прикоснуться, окунуться в эту позабытую отчуждённость. Грелль неловко тянется к нему, так не к месту поскальзываясь. Демон никогда не церемонился. И тут он перехватывает падающее тело, вцепляется феноменально сильными пальцами с отросшими чёрным ногтями в голову, спутывает торчащие волосы и с небольшого размаха впечатывает жнеца затылком в довольно твёрдую стену. Сыплются обломки краски, с несильным стоном боли Сатклифф медленно сползает на пол. Перед глазами всё плывёт. Могло быть и хуже.
- Не смей мешаться, - доносится совсем близко, угрожающе-холодно.
Зрение фокусируется, и Грелль видит перед собой необыкновенно искажённое злостью лицо Себастьяна. Теперь он видит. Это его наваждение. Все черты демона, как острые лезвия. По жилам бежит что-то тёмное, густое, терпкое. Внутри у жнеца всё съёжилось и задрожало – трепет, граничащий с древним дородным ужасом. Сатклифф готов подчиняться. Полностью. Но только чувствовать его…
- Иначе что? Убьёшь меня? Твой маленький пёсик будет весьма расстроен, если на тебя вдруг объявят тайную охоту, а у него из-за этого появятся проблемы. Ты ведь не хочешь этого, правда? – говорит Грелль намеренно тихо, заставляя невольно прислушиваться.
Демон усмехается такой глупой самоуверенности.
- Нет. «Разобраться со всеми с особой жестокостью», - вот что приказал мне господин. Я, пожалуй, пока могу связать тебя. Хотя нет, ты ведь сможешь выпутаться. Тогда можно оборвать ноги. Как ты смотришь на это? – спокойным тоном проговаривает Михаэлис, взглядом исследуя реакцию жнеца.
По спине Сатклиффа пробегает предательский холодок, в груди что-то испуганно сжимается. Себастьян действительно может сделать это, даже не меняя надменного выражения лица.
- Только после страстного поцелуя, - возбуждённо выдыхает Грелль, притягивая демона к себе за заляпанный кровью воротник.
Со стороны дверного проёма слышится оглушающий крик, к нему примешиваются звуки быстро удаляющихся шагов. Себастьян резко выпрямляется, а Сатклиффа мгновенно поглощает ярость, будто этот глупейший в мире человечишка нечаянно сам нажал на спусковой курок. «Он. Мне. Помешал.» - чеканит про себя Грелль срываясь с места, в погоне заводя пилу. Он слышит не отстающие шаги за собой. «Мы убьём тебя вместе, скотина!»
Подросток в панике не осознаёт, что ведёт своих будущих убийц в укрытие оставшихся в живых. Последняя горстка на весь особняк. Последние на сегодня трупы.
Коса визжит в сильных руках Сатклиффа, а почти в зубах демона визжит какая-то девка. Люди, как жалкие мухи, бегут куда-то, пытаются ускользнуть, их возгласы сливаются в жужжание. Всего лишь двое прощаются с конечностями, а пол уже залит красно-бурой жидкостью, а они всё продолжают барахтаться, натыкаясь на останки бывших знакомых, рыдать, молить о спасении. На инстинктах они шарахаются от обличий их нужных смертей.
Грелля прошивает наслаждением, когда он впускает пилу в это живое мясо. Даже коленки дрожат. Три смерти в минуту, а ему всё ещё мало. Плащ тяжелеет с каждым мгновением, одежда мерзко липнет к телу. Кроваво-красные ошмётки плаща летят на пол, скрывают части чьих-то тел, рубашка сдирается между делом. Так свободнее, так больше размах обожаемой громкой малышки. С волос течёт, а Сатклифф заливается смехом, наблюдая за метаниями истинного ужаса в стекленеющих глазах. Он всё больше становится похож на чудовище. Кто-то даже, наверное, смог бы назвать его так, если бы за спиной этого красного кошмара не было истинного монстра.
От него веет холодом. Сколько бы не было горячей крови на нём… Всегда пожирающий холод. Он силён, и прекрасно знает об этом. Ему не нужно быть кем-то: не обязательно становиться убийцей или вымышленным маньяком. Хватает того, что он дарует временно живому мясу видеть, чувствовать себя настоящего. Люди в его резких стальных объятьях не боятся смерти. Они боятся, что он сделает что-то хуже… Что они останутся жить после этой встречи. Навеки поломанные.
В алых глазах, с дико расширенными зрачками, тоже плещется удовольствие - долгожданное ощущение свободы.
Мгновения быстротечны. Как и предполагал Себастьян, жнецы быстро добираются до, брошенных в остатки тел, душ. Приходится убегать, приходится тащить за собой лишь полувменяемого Грелля, вцепившись скользкими пальцами в острое запястье. Сатклиффа всё никак не может покинуть болезненное возбуждение, скулы сводит от не сползающей улыбки. Ноги то и дело подворачиваются на неровной брусчатке, телу холодно и мокро, всё время сползают очки. Абсолютно всё становится таким не важным, голова кружится, взгляд плывёт. Грелль думает, что он пьян, облизывает губы, чтобы убедиться наверняка, почувствовать приятную горечь, но мысли сбиваются, смысл ускользает. А он всё идёт. Слипшиеся волосы плётками опускаются на спину, направляемые ветром. Сатклиффу хочется урчать от этой дразнящей боли. Конечно же, хочется больше… И это «больше» совсем рядом, сжимает кость у самой кисти так, что конечность тягуче немеет.
Сердце отбивает бешенный ритм, когда очертания улицы всё больше поглощает тьма. Теперь Грелль чувствует спиной холодную грубую стену, боль резко покидает рецепторы, унимается в руке, от этого так хочется обиженно всхлипнуть. С силой вжимаясь в царапающую поверхность бледной кожей, он медленно опускается на землю, стараясь содрать спину как можно сильнее. Это слишком не так. По-издевательски сухая боль.
Сознание выныривает из тумана, взгляд начинает лихорадочно бегать, пока не утыкается в уходящую тёмную фигуру. Хочется истошно закричать: так громко, чтобы оглохнуть самому раз и навсегда. «Он не может снова уйти и оставить меня, лишённого этой сладостной боли, что могут давать только его руки!» Жнец готов ползти за ним на коленях, пока есть силы, но… На слабом выдохе получается лишь:
- Нет! Не уходи!
Надежда тонет в океане отчаяния, пока тянутся секунды бездействия. Картина замирает на время, а потом будто прокручивается назад.
Демон возвращается медленно, чувствуя одно: ему ещё немного хочется побыть собой. Он нависает над ослабшим телом Сатклиффа, смотрит в его замутнённые глаза, как на маленького ребёнка. Для Грелля этого было слишком много. Передозировка смертью, трупами, жестокостью. Он не может стоять на ногах, и, скорее всего, даже не понимает этого. Просто какая-то необъяснимая слабость во всём теле.
Себастьян жестоко усмехается, глядя на запачкавшегося малыша. Совсем не знает меры.
Жнец тянется к нему тонкими голыми подрагивающими руками, с силой цепляется за ткань одежды, с упорством тянет вниз, к себе, ближе.
- Сделай мне больно, - всё так же, на выдохе, глуповато-жалобно.
И тут демон позволят себе рассмеяться. А он-то мучился в догадках, что же так нужно от него этому сумасшедшему. Сатклиффа затягивает в черноту с головой, и хочется уже выть от невозможности стать жертвой своего помешательства. Почему он не хочет прикоснуться к жнецу своей сущностью? Утихомирить наконец это желание пронизывающей пытки.
Себастьян одной рукой чувствительно вцепляется в горячую шею жнеца, тенет вверх, ставя на скрежещущие по дороге каблуки. Ноги поддаются с трудом, но Грелль не может скрыть удовлетворённой улыбки от столь желанного прикосновения сильных тонких пальцев. По телу быстро поносятся многоножки желания, они сбегаются к паху и начинают давить, копошиться, ползать там.
Сатклифф с жадностью наблюдает за демоном, смело вглядывается в нереальные глаза, которые обещают, нет, приговаривают к мучительному удовольствию. Всё это – не больше, чем развлечение… опасное развлечение. Опасное для жнеца, если совсем уж точно.
Себастьян с нажимом проводит по коричневатой местами от крови коже, от вен на шее к груди, ниже. Грелль тянется к прикосновениям, старается сам напороться на острые ногти.
- Сильнее. Будь жестоким, - с нездорово блестящими глазами почти умоляет Сатклифф, медленно задыхаясь, забывая, как делать вдохи.
Воздух слишком пропитан им… Ядовитая наркотическая дрянь.
Грелль перехватывает его запястья, резко тянет его руки к себе, кладёт их на бёдра, пытается сжать как можно сильнее. «Ну же, дай мне почувствовать это…» Он знает, что получит желаемое.
Сильная рука быстро выпутывается из слабых объятий забрызганных кровью пальцев, упирается в подбородок и давит, заставляя лицо кривиться, а голову запрокинуться назад, как можно дальше. Очки, только чудом сидевшие до этого на положенном месте, наконец слетают и ударяются о землю со слабым стуком.
Сатклифф пытается дышать и смеяться, чувствуя, как молниеносно по животу расползаются тонкие царапины, доставляющие дразнящую боль, как грубо сдираются брюки. Жнец не может унять свои, по ошибке демона, свободные руки и, на удивление, проворными движениями рвёт ткань дорогого, наверное, костюма, оголяя спину Себастьяна.
Он не считает нужным реагировать. Всё равно вещь была испорчена. Так даже свободнее. Так привычнее. Пусть Грелль пока развлекается. Демон всё равно возьмёт своё. Жнец и так заражён им почти каждой клеткой. Это просто марионетка в его по природе нечеловеческих руках.
Сатклифф остаётся в одних сапогах, которые сейчас страшно мешают, тело зажато между каменной стеной и, кажется, монолитным телом Себастьяна. Шея только ноет, не даёт получить больше. Он извивается, трётся...
Демон не хочет ломать игрушку, но она так просит, так хочет, чтобы её поимели. Он резко отпускает подбородок своей жертвы, подхватывает её под коленями и нещадно сдирает её спину, подтягивая тело вверх. Голова Грелля безвольно опускается к груди, расфокусированный взгляд натыкается на что-то похожее на то, что внушительных размеров член прижат к его достоинству. Увидь он подобное в мельчайших деталях, обязательно облизнулся бы. Пошло, с явным одобрением.
Себастьян рисует замысловатые кружева на шее, ключицах жнеца, легко разрезая податливую кожу. Ему некуда спешить. Боль бьёт непрекращающимися электрическими разрядами, достигает мозга и разрождается в фейерверк. Сатклифф несдержанно шипит и стонет, временами теряясь во всепоглощающей боли. В острые моменты прояснения он чувствует только, как болезненно ноет собственный член от недостатка внимания, от невозможности тереться о чужую твёрдую плоть. Но и это прекрасно, и это дарит удовольствие! По щекам стекают слёзы, вперемешку с тушью. Глаза колет от попавших туда инородных чёрных частичек.
Грелль порывисто обнимает демона. Руки с силой проходятся от шеи и как можно ниже, а потом беспорядочно, то ласково, то с явным остервенением. Исполосовавшие спину вдоль и поперёк, острые ногти поддевают кожу и, не без усилий, проталкиваются под неё. Болезненное шипение над ухом с толикой яда – лучший аккомпанемент. «Ну, не так уж тебе и больно… Просто дай мне это».
Себастьян наконец перестаёт строить из себя милосердную монашку. Всё. Хватит. Время смертельного веселья!
Теперь руки сжимаются действительно сильно, вцепляются в бёдра. Багровые синяки проступают прямо на глазах. Кажется, что кости могут треснуть в этих зажимах. Сатклиффу наконец-то по-настоящему больно. Боль рождает искренний крик, рвущийся изнутри. Эти ноты и правда божественны…
Лживая прелюдия окончена. Теперь только правда, действия, секс.
«Покажи мне границу возможного удовольствия, сделанного по особому рецепту из свежей боли!»
От посиневших местами ног внимание отвлекается, когда Грелля подбрасывает ещё чуточку выше, когда он чувствует это необходимое давление на колечко мышц. Расслабиться, конечно, нужно, но не особо сильно. Как можно так опрометчиво терять самые лучшие ощущения?
Упругая головка красивого крупного члена входит резко. Да, демон выбирал себе лучшее тело во всех аспектах. До конца его достоинство входит только со вторым толчком, сильнее первого. Отверстие конвульсивно сжимается, рассылая по телу маленькие взрывы в тканях мыщц. Слёзы брызгают из глаз с новой силой, а с губ срывается протяжный сиплый крик. Да, это больно и, да, это прекрасно в своей эмоциональной гамме.
Демон срывается на бешенный ритм сразу. Кому нужна эта порченная нежность и прочая гадость?
Сатклифф чувствует, какое мокрое его тело. Можно было бы услышать, как капает с него кровь, если бы не желанные крики и тихое, по сравнению с ними, рычание Себастьяна.
Грелль теперь даже боится пошевелиться, потерять магию этого умопомрачительного момента. Он уже не может следить за тем, что делает его идол, всё на тактильном уровне. Вспышки боли осыпают тело, и хочется только выгибаться под ними, чувствовать больше, получить отметины на долгую память. Он теряется в чувствах, одно ярче другого, чуть не давится слезами. Спина превращается в оголённый нерв. Проще говоря, с неё сползают остатки кожи.
Сатклифф не чувствует некоторых частей тела, но не замечает этого, слишком много всего остального, а на поверхности боль, застилающая разум одним огромным грозовым облаком. Сознание тихонько отключается временами, если разлепить глаза, перед ними будет ядовитая чернота, она обязательно заберётся внутрь... Только яркие круги перед мысленным взором.
Краски гаснут, Грелль ждёт, когда же наконец тело больно достигнет дна этого бесконечного колодца страданий, чтобы он мог попасть в нирвану.
Себастьян уходит сразу же, как только удовлетворяет свои чисто эгоистичные демонические потребности. Это всё, что было ему нужно. Выпустить скопившийся гнев, чистую ярость. Почему бы и нет? Он оставляет грязную куклу сидеть в переулке, приходить в себя. Да, ведь этот жнец ему ещё понадобится. Он сам этого захотел. Себастьян немного расстроен по поводу пиджака, теперь плохо походившего на первоначальный вариант. Он вспоминает об оставшихся указаниях господина. Всё встаёт на свои места.
Но Сатклифф не может пока встать. Кислотно-зелёные глаза подёрнуты слезами, в них отражается разливающийся по крышам ярко-алый рассвет. В теле тяжесть, отголоски боли и тонны умиротворения. Он снова жив. Он может чувствовать. И это похоже на новое рождение. Любовь может дать жизнь. Любовь к боли может забрать её. Но только не у него.
Автор: Lady Nine9
Фэндом: Kuroshitsuji
Пэйринг или персонажи: Себастьян/Грелль
Рейтинг: NC-21
Жанры: Слэш (яой), Даркфик, PWP
Предупреждения: OOC, Насилие, Кинк
Размер: Мини
Статус: закончен
Описание: Мигающий свет, как неутихающие вспышки фотокамер, пытающиеся поймать в объектив хотя бы кончики ресниц вечной примадонны смертельных шоу. Пол испещрён лужицами, отражает высокий потолок, каблуки нещадно разъезжаются в разные стороны, ноги подгибаются под неестественными углами, а тело будто парит, танцуя в засасывающем терпком запахе смерти.
Публикация на других ресурсах: Нет.
Примечания автора: Здесь неоправданная жестокость, убийства, кровь, кинки, акцент на мазохизме и литры концентрированной боли. Вы действительно хотите это читать? Предлагаю сначала подумать. Если что, я предупреждала...^^
читать дальшеМигающий свет, как неутихающие вспышки фотокамер, пытающиеся поймать в объектив хотя бы кончики ресниц вечной примадонны смертельных шоу. Пол испещрён лужицами, отражает высокий потолок, каблуки нещадно разъезжаются в разные стороны, ноги подгибаются под неестественными углами, а тело будто парит, танцуя в засасывающем терпком запахе смерти. Высокие двери грозно нависают сверху, хотят упасть, придавить, показать свою массивную силу. Были бы у них живые руки-косяки, они бы обязательно пошли в дело, ловя в свои убийственные сети непутёвых, пробегающих, напуганных до сумасшедшей дрожи, людей.
Грелль не чувствует усталости, он порывистыми движениями легко разрезает встречающуюся на его пути пронизанную страхом плоть и несётся вперёд. Мысли в голове то проносятся с бешеной скоростью, то растягиваются до неприятных стонущих звуков, они размазываются перед внутренним взором, превращая мир вокруг в красные разводы. Или это стекающая с его лица и волос кровь? Непонятно… Неважно.
«Уилли так не хотел меня сюда пускать, угрожал чем-то. Глу-упый. Не остановишь меня! Я всё равно его найду! Это же он, да, Уилл? Это он! Иначе почему ты был так необычайно взъерошен? Думал помешать нашей встрече? Зря…» - возбуждённо размышляет Сатклифф, пока не замечает впереди ещё одного прекрасного мужчину, к сожалению того бедняги, смертного. Мысли тут же превращаются в желе, и Грелль резко останавливается, медленно опускает голову на бок, как бы прицениваясь к новой добыче. Мужчина благоразумно замирает на приличном расстоянии и пытается отдышаться: воздух тяжело вырывается из лёгких и с трудом втягивается обратно. Сатклифф неуловимо-нервно переступает с ноги на ногу, медленно, тягуче разочаровываясь в своей внезапной находке: показавшийся ему таким привлекательным, статный мужчина даже не взглянул на него с должным интересом, не говоря уже о том, чтобы проявить учтивость и поздороваться. «Невоспитанный…» - наконец еле сформировалось в голове жнеца определение этому человеку, которое и становится его приговором.
Грелль резко подлетает к мужчине, что уже два часа как заведомо мёртв, и без ответа на недоумевающий, полный ужаса взгляд всаживает ему пилу в скрытую дорогим пиджаком грудь. Сильные мышцы легко поддаются неистовым зубцам пилы, тело вытеснило из себя возмущённо-недовольный вскрик, потерявшийся в рёве косы смерти Сатклиффа. «Теперь можно всё простить, он же мёртвый. О мёртвых плохо не думают», - улыбается сам себе Грелль и удовлетворённо качает головой. Запах крови снова усилился, он не даёт жнецу выбраться из этого пьянящего состояния. А хочет ли он?..
Сатклифф вынимает из тела включенную бензопилу, тем самым позволяя ей разбрызгать содержимое человеческого тела по стенам, полу, даже потолку и, конечно же, ему самому, и с жутким оскалом начинает снова и снова запускать свою маленькую, но внушительную подругу в брызжущее кровью тело, пока это не перестаёт приносить острый восторг. Закончив, Грелль весело оглядывается, будто надеясь, что кто-то смотрел за его небольшим эмоциональным шоу, но коридоры оказываются пусты, откуда-то слева, издали слышатся нечеловеческие дикие крики. Жнец осматривает свои грязные липкие руки и виновато улыбается распластавшимся на полу останкам, затем уже хищно и предвкушающе осклабляется и устремляется вперёд по запутанным коридорам. И правда, главный герой - хотя, уместнее было бы «злодей» - сегодняшней драмы скоро заскучает, а его принцесса развлекается по пути к нему. «По закону жанра я имею полное право опаздывать, а ты, мой милый демон, который, кажется, совсем перестал быть джентльменом, подожди меня ещё немного. Я обязательно приду!»
Сатклифф страшно спешит, налетает на стены, не вписываясь в крутые повороты, нервным движением утирает разводы на очках, чтобы различать дорогу. Как же хочется его увидеть, аж кости ломит от разгорающегося щекочущего чувства. Грелль наконец достигает заветной дверки и, с несдерживаемым смехом, одним несложным пинком ноги выбивает эту жалкую преграду к его хладнокровной мечте. Эта тяжёлая старая рухлядь с оглушающим грохотом и едким скрипом падает на пол, придавливая кого-то, кто, в надежде скрыться от исчадия ада, пытался трусливо сбежать. Жнец смеётся во весь голос, наступая на лежащую дверь и слыша слабый хруст и хлюпанье. «Правильно. Убегать было не честно. Ладно, кто бы ты там ни был, сегодня просто не твой день. Этот день только мой. Нет, наш!» - шепчет под ухом сознание Сатклиффа, пока его не прерывает новый истошный, совсем не красивый в своей звуковой гамме, вопль. Грелль резко разворачивается, взглядом выслеживая источник шума. Он щурится, пытаясь разглядеть в слоях тьмы хоть какие-то знакомые очертания, будь то узкая ступня этой отвратительно орущей особи женского пола или же хищные глаза, горящие неистовым адским пламенем. Рука опасливо шарит по стене неподалёку от наполовину вырванного из стены косяка, зажигаются неповреждённые лампы. Свет противно режет глаза, но это вполне можно вытерпеть, ведь взор наконец находит в почти пустой широкой комнате объект продолжительных мечтаний жнеца.
Горстка живой когда-то плоти медленно, но верно пополняется новыми частями. Себастьян даже не оборачивается на источник шума, не обращает достаточно внимания на появившийся из ниоткуда свет. Он методично разрывает без особого труда пойманное тело на небольшие сочащиеся куски. Странноватый, но оттого не менее идеальный, костюм запачкан совсем немного, будто это и не он пару мгновений назад неконтролируемыми движениями перебил всех незваных посетителей помещения. Остывающее тело перестаёт поддаваться промёрзшим пальцам, и демон брезгливо подносит плоть ко рту, пытается перегрызть сухожилие зубами.
Сатклифф давит в зародыше возбуждённый этим незабываемым видением всхлип и быстро кладёт ладонь, затянутую в перчатку, к поясу форменных брюк, желая почувствовать резко стянутые и скрученные, будто оголённые нервы, мышцы низа живота. Только это чувство, только от него. Всегда. Грелль больше не может медлить, теряет связки мыслей. Только бы не забыть, что нужно любым способом выжить. Но и это подождёт. Он слишком долго не видел своё обожаемое помешательство. Пусть прикоснётся к нему, даже если это будет не очень уж нежный удар в солнечное сплетение, о котором точно не стала бы мечтать леди.
- Помочь, милый? – с придыханием, тихо произносит жнец на ухо Себастьяну, прижимаясь к нему со спины, обхватывая цепкими руками поперёк такого соблазнительного тела.
Тот моментально дёргается, но тиски наманикюренных конечностей уже сцепляются вместе, не давая так легко ускользнуть.
- Грелль… - будничным тоном проговаривает демон, отбрасывая от себя тушу и разворачиваясь к нему.
- Сатклифф, - довольно добавляет шинигами, растягивая губы в широкой улыбке, даря взгляд из-под полуопущенных острых ресниц и любуясь яркой свежей кровью на подбородке и тонких губах своей «добычи».
Восхищение во взгляде скрыть не получается, оно слишком явно выпирает наружу.
- Так жнецы уже здесь, - со вздохом отмечает Себастьян и одним резким сильным движением толкает Грелля на пол, будто смахивая с себя надоедливое насекомое.
Сатклифф обиженно скулит, приподнимаясь:
- Ну что ты, пока что здесь только я один. Ты разве не скучал по мне? Я ночи напролёт думал о тебе, грезил о встрече. Прошло грёбаных восемь лет, а ты всё такой же жестокий.
Жнец отчаянно бросается вдогонку уходящему демону. Хочет снова прикоснуться, окунуться в эту позабытую отчуждённость. Грелль неловко тянется к нему, так не к месту поскальзываясь. Демон никогда не церемонился. И тут он перехватывает падающее тело, вцепляется феноменально сильными пальцами с отросшими чёрным ногтями в голову, спутывает торчащие волосы и с небольшого размаха впечатывает жнеца затылком в довольно твёрдую стену. Сыплются обломки краски, с несильным стоном боли Сатклифф медленно сползает на пол. Перед глазами всё плывёт. Могло быть и хуже.
- Не смей мешаться, - доносится совсем близко, угрожающе-холодно.
Зрение фокусируется, и Грелль видит перед собой необыкновенно искажённое злостью лицо Себастьяна. Теперь он видит. Это его наваждение. Все черты демона, как острые лезвия. По жилам бежит что-то тёмное, густое, терпкое. Внутри у жнеца всё съёжилось и задрожало – трепет, граничащий с древним дородным ужасом. Сатклифф готов подчиняться. Полностью. Но только чувствовать его…
- Иначе что? Убьёшь меня? Твой маленький пёсик будет весьма расстроен, если на тебя вдруг объявят тайную охоту, а у него из-за этого появятся проблемы. Ты ведь не хочешь этого, правда? – говорит Грелль намеренно тихо, заставляя невольно прислушиваться.
Демон усмехается такой глупой самоуверенности.
- Нет. «Разобраться со всеми с особой жестокостью», - вот что приказал мне господин. Я, пожалуй, пока могу связать тебя. Хотя нет, ты ведь сможешь выпутаться. Тогда можно оборвать ноги. Как ты смотришь на это? – спокойным тоном проговаривает Михаэлис, взглядом исследуя реакцию жнеца.
По спине Сатклиффа пробегает предательский холодок, в груди что-то испуганно сжимается. Себастьян действительно может сделать это, даже не меняя надменного выражения лица.
- Только после страстного поцелуя, - возбуждённо выдыхает Грелль, притягивая демона к себе за заляпанный кровью воротник.
Со стороны дверного проёма слышится оглушающий крик, к нему примешиваются звуки быстро удаляющихся шагов. Себастьян резко выпрямляется, а Сатклиффа мгновенно поглощает ярость, будто этот глупейший в мире человечишка нечаянно сам нажал на спусковой курок. «Он. Мне. Помешал.» - чеканит про себя Грелль срываясь с места, в погоне заводя пилу. Он слышит не отстающие шаги за собой. «Мы убьём тебя вместе, скотина!»
Подросток в панике не осознаёт, что ведёт своих будущих убийц в укрытие оставшихся в живых. Последняя горстка на весь особняк. Последние на сегодня трупы.
Коса визжит в сильных руках Сатклиффа, а почти в зубах демона визжит какая-то девка. Люди, как жалкие мухи, бегут куда-то, пытаются ускользнуть, их возгласы сливаются в жужжание. Всего лишь двое прощаются с конечностями, а пол уже залит красно-бурой жидкостью, а они всё продолжают барахтаться, натыкаясь на останки бывших знакомых, рыдать, молить о спасении. На инстинктах они шарахаются от обличий их нужных смертей.
Грелля прошивает наслаждением, когда он впускает пилу в это живое мясо. Даже коленки дрожат. Три смерти в минуту, а ему всё ещё мало. Плащ тяжелеет с каждым мгновением, одежда мерзко липнет к телу. Кроваво-красные ошмётки плаща летят на пол, скрывают части чьих-то тел, рубашка сдирается между делом. Так свободнее, так больше размах обожаемой громкой малышки. С волос течёт, а Сатклифф заливается смехом, наблюдая за метаниями истинного ужаса в стекленеющих глазах. Он всё больше становится похож на чудовище. Кто-то даже, наверное, смог бы назвать его так, если бы за спиной этого красного кошмара не было истинного монстра.
От него веет холодом. Сколько бы не было горячей крови на нём… Всегда пожирающий холод. Он силён, и прекрасно знает об этом. Ему не нужно быть кем-то: не обязательно становиться убийцей или вымышленным маньяком. Хватает того, что он дарует временно живому мясу видеть, чувствовать себя настоящего. Люди в его резких стальных объятьях не боятся смерти. Они боятся, что он сделает что-то хуже… Что они останутся жить после этой встречи. Навеки поломанные.
В алых глазах, с дико расширенными зрачками, тоже плещется удовольствие - долгожданное ощущение свободы.
Мгновения быстротечны. Как и предполагал Себастьян, жнецы быстро добираются до, брошенных в остатки тел, душ. Приходится убегать, приходится тащить за собой лишь полувменяемого Грелля, вцепившись скользкими пальцами в острое запястье. Сатклиффа всё никак не может покинуть болезненное возбуждение, скулы сводит от не сползающей улыбки. Ноги то и дело подворачиваются на неровной брусчатке, телу холодно и мокро, всё время сползают очки. Абсолютно всё становится таким не важным, голова кружится, взгляд плывёт. Грелль думает, что он пьян, облизывает губы, чтобы убедиться наверняка, почувствовать приятную горечь, но мысли сбиваются, смысл ускользает. А он всё идёт. Слипшиеся волосы плётками опускаются на спину, направляемые ветром. Сатклиффу хочется урчать от этой дразнящей боли. Конечно же, хочется больше… И это «больше» совсем рядом, сжимает кость у самой кисти так, что конечность тягуче немеет.
Сердце отбивает бешенный ритм, когда очертания улицы всё больше поглощает тьма. Теперь Грелль чувствует спиной холодную грубую стену, боль резко покидает рецепторы, унимается в руке, от этого так хочется обиженно всхлипнуть. С силой вжимаясь в царапающую поверхность бледной кожей, он медленно опускается на землю, стараясь содрать спину как можно сильнее. Это слишком не так. По-издевательски сухая боль.
Сознание выныривает из тумана, взгляд начинает лихорадочно бегать, пока не утыкается в уходящую тёмную фигуру. Хочется истошно закричать: так громко, чтобы оглохнуть самому раз и навсегда. «Он не может снова уйти и оставить меня, лишённого этой сладостной боли, что могут давать только его руки!» Жнец готов ползти за ним на коленях, пока есть силы, но… На слабом выдохе получается лишь:
- Нет! Не уходи!
Надежда тонет в океане отчаяния, пока тянутся секунды бездействия. Картина замирает на время, а потом будто прокручивается назад.
Демон возвращается медленно, чувствуя одно: ему ещё немного хочется побыть собой. Он нависает над ослабшим телом Сатклиффа, смотрит в его замутнённые глаза, как на маленького ребёнка. Для Грелля этого было слишком много. Передозировка смертью, трупами, жестокостью. Он не может стоять на ногах, и, скорее всего, даже не понимает этого. Просто какая-то необъяснимая слабость во всём теле.
Себастьян жестоко усмехается, глядя на запачкавшегося малыша. Совсем не знает меры.
Жнец тянется к нему тонкими голыми подрагивающими руками, с силой цепляется за ткань одежды, с упорством тянет вниз, к себе, ближе.
- Сделай мне больно, - всё так же, на выдохе, глуповато-жалобно.
И тут демон позволят себе рассмеяться. А он-то мучился в догадках, что же так нужно от него этому сумасшедшему. Сатклиффа затягивает в черноту с головой, и хочется уже выть от невозможности стать жертвой своего помешательства. Почему он не хочет прикоснуться к жнецу своей сущностью? Утихомирить наконец это желание пронизывающей пытки.
Себастьян одной рукой чувствительно вцепляется в горячую шею жнеца, тенет вверх, ставя на скрежещущие по дороге каблуки. Ноги поддаются с трудом, но Грелль не может скрыть удовлетворённой улыбки от столь желанного прикосновения сильных тонких пальцев. По телу быстро поносятся многоножки желания, они сбегаются к паху и начинают давить, копошиться, ползать там.
Сатклифф с жадностью наблюдает за демоном, смело вглядывается в нереальные глаза, которые обещают, нет, приговаривают к мучительному удовольствию. Всё это – не больше, чем развлечение… опасное развлечение. Опасное для жнеца, если совсем уж точно.
Себастьян с нажимом проводит по коричневатой местами от крови коже, от вен на шее к груди, ниже. Грелль тянется к прикосновениям, старается сам напороться на острые ногти.
- Сильнее. Будь жестоким, - с нездорово блестящими глазами почти умоляет Сатклифф, медленно задыхаясь, забывая, как делать вдохи.
Воздух слишком пропитан им… Ядовитая наркотическая дрянь.
Грелль перехватывает его запястья, резко тянет его руки к себе, кладёт их на бёдра, пытается сжать как можно сильнее. «Ну же, дай мне почувствовать это…» Он знает, что получит желаемое.
Сильная рука быстро выпутывается из слабых объятий забрызганных кровью пальцев, упирается в подбородок и давит, заставляя лицо кривиться, а голову запрокинуться назад, как можно дальше. Очки, только чудом сидевшие до этого на положенном месте, наконец слетают и ударяются о землю со слабым стуком.
Сатклифф пытается дышать и смеяться, чувствуя, как молниеносно по животу расползаются тонкие царапины, доставляющие дразнящую боль, как грубо сдираются брюки. Жнец не может унять свои, по ошибке демона, свободные руки и, на удивление, проворными движениями рвёт ткань дорогого, наверное, костюма, оголяя спину Себастьяна.
Он не считает нужным реагировать. Всё равно вещь была испорчена. Так даже свободнее. Так привычнее. Пусть Грелль пока развлекается. Демон всё равно возьмёт своё. Жнец и так заражён им почти каждой клеткой. Это просто марионетка в его по природе нечеловеческих руках.
Сатклифф остаётся в одних сапогах, которые сейчас страшно мешают, тело зажато между каменной стеной и, кажется, монолитным телом Себастьяна. Шея только ноет, не даёт получить больше. Он извивается, трётся...
Демон не хочет ломать игрушку, но она так просит, так хочет, чтобы её поимели. Он резко отпускает подбородок своей жертвы, подхватывает её под коленями и нещадно сдирает её спину, подтягивая тело вверх. Голова Грелля безвольно опускается к груди, расфокусированный взгляд натыкается на что-то похожее на то, что внушительных размеров член прижат к его достоинству. Увидь он подобное в мельчайших деталях, обязательно облизнулся бы. Пошло, с явным одобрением.
Себастьян рисует замысловатые кружева на шее, ключицах жнеца, легко разрезая податливую кожу. Ему некуда спешить. Боль бьёт непрекращающимися электрическими разрядами, достигает мозга и разрождается в фейерверк. Сатклифф несдержанно шипит и стонет, временами теряясь во всепоглощающей боли. В острые моменты прояснения он чувствует только, как болезненно ноет собственный член от недостатка внимания, от невозможности тереться о чужую твёрдую плоть. Но и это прекрасно, и это дарит удовольствие! По щекам стекают слёзы, вперемешку с тушью. Глаза колет от попавших туда инородных чёрных частичек.
Грелль порывисто обнимает демона. Руки с силой проходятся от шеи и как можно ниже, а потом беспорядочно, то ласково, то с явным остервенением. Исполосовавшие спину вдоль и поперёк, острые ногти поддевают кожу и, не без усилий, проталкиваются под неё. Болезненное шипение над ухом с толикой яда – лучший аккомпанемент. «Ну, не так уж тебе и больно… Просто дай мне это».
Себастьян наконец перестаёт строить из себя милосердную монашку. Всё. Хватит. Время смертельного веселья!
Теперь руки сжимаются действительно сильно, вцепляются в бёдра. Багровые синяки проступают прямо на глазах. Кажется, что кости могут треснуть в этих зажимах. Сатклиффу наконец-то по-настоящему больно. Боль рождает искренний крик, рвущийся изнутри. Эти ноты и правда божественны…
Лживая прелюдия окончена. Теперь только правда, действия, секс.
«Покажи мне границу возможного удовольствия, сделанного по особому рецепту из свежей боли!»
От посиневших местами ног внимание отвлекается, когда Грелля подбрасывает ещё чуточку выше, когда он чувствует это необходимое давление на колечко мышц. Расслабиться, конечно, нужно, но не особо сильно. Как можно так опрометчиво терять самые лучшие ощущения?
Упругая головка красивого крупного члена входит резко. Да, демон выбирал себе лучшее тело во всех аспектах. До конца его достоинство входит только со вторым толчком, сильнее первого. Отверстие конвульсивно сжимается, рассылая по телу маленькие взрывы в тканях мыщц. Слёзы брызгают из глаз с новой силой, а с губ срывается протяжный сиплый крик. Да, это больно и, да, это прекрасно в своей эмоциональной гамме.
Демон срывается на бешенный ритм сразу. Кому нужна эта порченная нежность и прочая гадость?
Сатклифф чувствует, какое мокрое его тело. Можно было бы услышать, как капает с него кровь, если бы не желанные крики и тихое, по сравнению с ними, рычание Себастьяна.
Грелль теперь даже боится пошевелиться, потерять магию этого умопомрачительного момента. Он уже не может следить за тем, что делает его идол, всё на тактильном уровне. Вспышки боли осыпают тело, и хочется только выгибаться под ними, чувствовать больше, получить отметины на долгую память. Он теряется в чувствах, одно ярче другого, чуть не давится слезами. Спина превращается в оголённый нерв. Проще говоря, с неё сползают остатки кожи.
Сатклифф не чувствует некоторых частей тела, но не замечает этого, слишком много всего остального, а на поверхности боль, застилающая разум одним огромным грозовым облаком. Сознание тихонько отключается временами, если разлепить глаза, перед ними будет ядовитая чернота, она обязательно заберётся внутрь... Только яркие круги перед мысленным взором.
Краски гаснут, Грелль ждёт, когда же наконец тело больно достигнет дна этого бесконечного колодца страданий, чтобы он мог попасть в нирвану.
Себастьян уходит сразу же, как только удовлетворяет свои чисто эгоистичные демонические потребности. Это всё, что было ему нужно. Выпустить скопившийся гнев, чистую ярость. Почему бы и нет? Он оставляет грязную куклу сидеть в переулке, приходить в себя. Да, ведь этот жнец ему ещё понадобится. Он сам этого захотел. Себастьян немного расстроен по поводу пиджака, теперь плохо походившего на первоначальный вариант. Он вспоминает об оставшихся указаниях господина. Всё встаёт на свои места.
Но Сатклифф не может пока встать. Кислотно-зелёные глаза подёрнуты слезами, в них отражается разливающийся по крышам ярко-алый рассвет. В теле тяжесть, отголоски боли и тонны умиротворения. Он снова жив. Он может чувствовать. И это похоже на новое рождение. Любовь может дать жизнь. Любовь к боли может забрать её. Но только не у него.
@темы: фанфики, kuroshitsuji
-
-
19.03.2014 в 15:10и, конечно же, порция свежих найденных артов по этому пейрингу для тебя^^
-
-
19.03.2014 в 18:32И куда это тебя понесло, интересуюсь я?
-
-
20.03.2014 в 11:34-
-
20.03.2014 в 16:02